Неточные совпадения
Он
сшил себе новую пару
платья и хвастался, что на днях откроет в Глупове такой магазин, что самому Винтергальтеру [Новый пример прозорливости: Винтергальтера в 1762 году не было.
Она, в том темно-лиловом
платье, которое она носила первые дни замужества и нынче опять надела и которое было особенно памятно и дорого ему, сидела на диване, на том самом кожаном старинном диване, который стоял всегда в кабинете у деда и отца Левина, и
шила broderie anglaise. [английскую вышивку.]
Он смотрел на ее высокую прическу с длинным белым вуалем и белыми цветами, на высоко стоявший сборчатый воротник, особенно девственно закрывавший с боков и открывавший спереди ее длинную
шею и поразительно тонкую талию, и ему казалось, что она была лучше, чем когда-нибудь, — не потому, чтоб эти цветы, этот вуаль, это выписанное из Парижа
платье прибавляли что-нибудь к ее красоте, но потому, что, несмотря на эту приготовленную пышность наряда, выражение ее милого лица, ее взгляда, ее губ были всё тем же ее особенным выражением невинной правдивости.
Но вдруг она услыхала шум
платья и вместе звук разразившегося сдержанного рыданья, и чьи-то руки снизу обняли ее
шею.
Анна улыбалась, и улыбка передавалась ему. Она задумывалась, и он становился серьезен. Какая-то сверхъестественная сила притягивала глаза Кити к лицу Анны. Она была прелестна в своем простом черном
платье, прелестны были ее полные руки с браслетами, прелестна твердая
шея с ниткой жемчуга, прелестны вьющиеся волосы расстроившейся прически, прелестны грациозные легкие движения маленьких ног и рук, прелестно это красивое лицо в своем оживлении; но было что-то ужасное и жестокое в ее прелести.
Он молча вышел из двери и тут же столкнулся с Марьей Николаевной, узнавшей о его приезде и не смевшей войти к нему. Она была точно такая же, какою он видел ее в Москве; то же шерстяное
платье и голые руки и
шея и то же добродушно-тупое, несколько пополневшее, рябое лицо.
Одно
платье на Таню, которое взялась
шить Англичанка, испортило много крови Дарье Александровне.
Анна уже была одета в светлое шелковое с бархатом
платье, которое она
сшила в Париже, с открытою грудью, и с белым дорогим кружевом на голове, обрамлявшим ее лицо и особенно выгодно выставлявшим ее яркую красоту.
Я стоял сзади одной толстой дамы, осененной розовыми перьями; пышность ее
платья напоминала времена фижм, а пестрота ее негладкой кожи — счастливую эпоху мушек из черной тафты. Самая большая бородавка на ее
шее прикрыта была фермуаром. Она говорила своему кавалеру, драгунскому капитану...
На второй было закрытое
платье gris de perles, [серо-жемчужного цвета (фр.).] легкая шелковая косынка вилась вокруг ее гибкой
шеи.
Тот и другая с лаем понесли кольцами хвосты свои в переднюю, где гостья освобождалась от своего клока и очутилась в
платье модного узора и цвета и в длинных хвостах на
шее: жасмины понеслись по всей комнате.
— Здравствуйте, батюшка. Каково почивали? — сказала хозяйка, приподнимаясь с места. Она была одета лучше, нежели вчера, — в темном
платье и уже не в спальном чепце, но на
шее все так же было что-то навязано.
Все было у них придумано и предусмотрено с необыкновенною осмотрительностию;
шея, плечи были открыты именно настолько, насколько нужно, и никак не дальше; каждая обнажила свои владения до тех пор, пока чувствовала по собственному убеждению, что они способны погубить человека; остальное все было припрятано с необыкновенным вкусом: или какой-нибудь легонький галстучек из ленты, или шарф легче пирожного, известного под именем «поцелуя», эфирно обнимал
шею, или выпущены были из-за плеч, из-под
платья, маленькие зубчатые стенки из тонкого батиста, известные под именем «скромностей».
За месяц до своей смерти она достала из своего сундука белого коленкору, белой кисеи и розовых лент; с помощью своей девушки
сшила себе белое
платье, чепчик и до малейших подробностей распорядилась всем, что нужно было для ее похорон.
Я заметил, что многие девочки имеют привычку подергивать плечами, стараясь этим движением привести спустившееся
платье с открытой
шеей на настоящее место.
— А вот соврал! Я
платье сшил прежде. Мне по поводу нового
платья и пришло в голову вас всех поднадуть.
Одета она была в какое-то темненькое из легкой материи
платье, а на
шее был повязан белый прозрачный шарфик.
В свежем шелковом
платье, с широкою бархатною наколкой на волосах, с золотою цепочкой на
шее, она сидела почтительно-неподвижно, почтительно к самой себе, ко всему, что ее окружало, и так улыбалась, как будто хотела сказать: «Вы меня извините, я не виновата».
Вон она, в темном
платье, в черном шерстяном платке на
шее, ходит из комнаты в кухню, как тень, по-прежнему отворяет и затворяет шкафы,
шьет, гладит кружева, но тихо, без энергии, говорит будто нехотя, тихим голосом, и не по-прежнему смотрит вокруг беспечно перебегающими с предмета на предмет глазами, а с сосредоточенным выражением, с затаившимся внутренним смыслом в глазах.
Из недели в неделю, изо дня в день тянулась она из сил, мучилась, перебивалась, продала шаль, послала продать парадное
платье и осталась в ситцевом ежедневном наряде: с голыми локтями, и по воскресеньям прикрывала
шею старой затасканной косынкой.
То и дело просит у бабушки чего-нибудь: холста, коленкору, сахару, чаю, мыла. Девкам дает старые
платья, велит держать себя чисто. К слепому старику носит чего-нибудь лакомого поесть или даст немного денег. Знает всех баб, даже рабятишек по именам, последним покупает башмаки,
шьет рубашонки и крестит почти всех новорожденных.
Она надела на седые волосы маленький простой чепчик; на ней хорошо сидело привезенное ей Райским из Петербурга шелковое светло-коричневое
платье.
Шея закрывалась шемизеткой с широким воротничком из старого пожелтевшего кружева. На креслах в кабинете лежала турецкая большая шаль, готовая облечь ее, когда приедут гости к завтраку и обеду.
Она даже не радела слишком о своем туалете, особенно когда разжаловали ее в чернорабочие:
платье на ней толстое, рукава засучены,
шея и руки по локоть грубы от загара и от работы; но сейчас же, за чертой загара, начиналась белая мягкая кожа.
В доме тянулась бесконечная анфилада обитых штофом комнат; темные тяжелые резные шкафы, с старым фарфором и серебром, как саркофаги, стояли по стенам с тяжелыми же диванами и стульями рококо, богатыми, но жесткими, без комфорта. Швейцар походил на Нептуна; лакеи пожилые и молчаливые, женщины в темных
платьях и чепцах. Экипаж высокий, с шелковой бахромой, лошади старые, породистые, с длинными
шеями и спинами, с побелевшими от старости губами, при езде крупно кивающие головой.
Марфенька застенчиво стояла с полуулыбкой, взглядывая, однако, на него с лукавым любопытством. На
шее и руках были кружевные воротнички, волосы в туго сложенных косах плотно лежали на голове; на ней было барежевое
платье, талия крепко опоясывалась голубой лентой.
Но бабушка, насупясь, сидела и не глядела, как вошел Райский, как они обнимались с Титом Никонычем, как жеманно кланялась Полина Карповна, сорокапятилетняя разряженная женщина, в кисейном
платье, с весьма открытой
шеей, с плохо застегнутыми на груди крючками, с тонким кружевным носовым платком и с веером, которым она играла, то складывала, то кокетливо обмахивалась, хотя уже не было жарко.
Впрочем, сюртук мой был еще не совсем скверен, но, попав к князю, я вспомнил о предложении Версилова
сшить себе
платье.
— Я
шью и себе и семье
платье, и даже обутки (обувь) делаю».
Иные
шьют белье,
платье, сапоги, тихо мурлыча песенку; с бака слышатся удары молотка по наковальне.
У многих, особенно у старух, на
шее, на медной цепочке, сверх
платья, висят медные же или серебряные кресты или медальоны с изображениями святых. Нечего прибавлять, что все здешние индийцы — католики. В дальних местах, внутри острова, есть еще малочисленные племена, или, лучше сказать, толпы необращенных дикарей; их называют негритами (negritos). Испанское правительство иногда посылает за ними небольшие отряды солдат, как на охоту за зверями.
В ней все было красиво: и небольшой белый лоб с шелковыми прядями мягких русых волос, и белый детски пухлый подбородок, неглубокой складкой, как у полных детей, упиравшийся в белую, точно выточенную
шею с коротенькими золотистыми волосами на крепком круглом затылке, и даже та странная лень, которая лежала, кажется, в каждой складке
платья, связывала все движения и едва теплилась в медленном взгляде красивых светло-карих глаз.
Надежда Васильевна видела, что от Верочки ничего не добьется, и пошла по коридору. Верочка несколько мгновений смотрела ей вслед, потом быстро ее догнала, поправила по пути
платье и, обхватив сестру руками сзади, прильнула безмолвно губами к ее
шее.
Мягко опустилась она в кресло, мягко прошумев своим пышным черным шелковым
платьем и изнеженно кутая свою белую как кипень полную
шею и широкие плечи в дорогую черную шерстяную шаль.
Сшила себе два шелковых
платья.
— Три года тому назад, однажды, в зимний вечер, когда смотритель разлиневывал новую книгу, а дочь его за перегородкой
шила себе
платье, тройка подъехала, и проезжий в черкесской шапке, в военной шинели, окутанный шалью, вошел в комнату, требуя лошадей.
Сенные девушки, в новых холстинковых
платьях, наполняют шумом и ветром девичью и коридор; мужская прислуга, в синих суконных сюртуках, с белыми платками на
шеях, ждет в лакейской удара колокола; два лакея в ливреях стоят у входных дверей, выжидая появления господ.
Покуда они разговаривали, между стариками завязался вопрос о приданом. Калерия Степановна находилась в большом затруднении. У Милочки даже белья сносного не было, да и подвенечное
платье сшить было не на что. А
платье нужно шелковое, дорогое — самое простое приличие этого требует. Она не раз намекала Валентину Осиповичу, что бывают случаи, когда женихи и т. д., но жених никаких намеков решительно не понимал. Наконец старики Бурмакины взяли на себя объясниться с ним.
Всем нужно белье подновить, а дочерям на первое время хоть ситцевые
платья для всякого дня
сшить.
— Ведь невесте-то подвенечное
платье сшить нужно, — сказала ему мать.
— Так, как мещанишек каких-нибудь, и обвели кругом налоя, — горько жаловалась впоследствии Калерия Степановна, — и зачем только подвенечное
платье шили! Даже полюбоваться собой при свечах бедной девочке не дали!
Надо жене и дочерям хоть по одному новенькому
платью сшить, а двум невестам, пожалуй, и по два.
— Разумеется. Не дома же
платья шить.
Моющийся сдавал
платье в раздевальню, получал жестяной номерок на веревочке, иногда надевал его на
шею или привязывал к руке, а то просто нацеплял на ручку шайки и шел мыться и париться. Вор, выследив в раздевальне, ухитрялся подменить его номерок своим, быстро выходил, получал
платье и исчезал с ним. Моющийся вместо дорогой одежды получал рвань и опорки.
Внучка ее, Ита, была смуглянка восточного типа, и бабушка одевала ее, как странную куколку, в яркие кофты и
платья, вышитые причудливыми узорами и блестками; на
шее и груди бренчали и звенели нитки кораллов, жемчуга, серебряных монет и медальонов…
За завтраком у Стабровского Галактион неожиданно встретил Харитину, которая приехала вместе с Ечкиным. Она была в черном
платье, которое еще сильнее вытеняло молочную белизну ее
шеи и рук. Галактиону было почему-то неприятно, что она приехала именно с Ечкиным, который сегодня сиял, как вербный херувим.
Все они были в праздничной одежде,
шеи голые, ноги босые, локти наруже,
платье заткнутое спереди за пояс, рубахи белые, взоры веселые, здоровье на щеках начертанное.
В одной одежде была полная перемена: всё
платье было другое, сшитое в Москве и хорошим портным; но и в
платье был недостаток: слишком уж сшито было по моде (как и всегда
шьют добросовестные, но не очень талантливые портные) и, сверх того, на человека, нисколько этим не интересующегося, так что при внимательном взгляде на князя слишком большой охотник посмеяться, может быть, и нашел бы чему улыбнуться.
Она была в черном шерстяном
платье, с черным большим платком на
шее, в белом чистом чепце с черными лентами.
Федор Иваныч дрогнул: фельетон был отмечен карандашом. Варвара Павловна еще с большим уничижением посмотрела на него. Она была очень хороша в это мгновенье. Серое парижское
платье стройно охватывало ее гибкий, почти семнадцатилетний стан, ее тонкая, нежная
шея, окруженная белым воротничком, ровно дышавшая грудь, руки без браслетов и колец — вся ее фигура, от лоснистых волос до кончика едва выставленной ботинки, была так изящна.